Рабцевич Валентина Вениаминовна                

       Рабцевич Валентина Вениаминовна, доктор исторических наук, профессор. Родилась 16 февраля 1937 года, с. Узюкова Н-Буянского р-на Куйбышевской области (Россия). В 1959 году закончила исторический факультет Уральского государственного университета имени А.М.Горького (г.Свердловск-Екатеринбург). В 1964 году закончила заочный факультет Московского историко-архивного института, в 1969 - аспирантуру Новосибирского института истории Сибирского отделении я Российской Академии Наук.

      В 1973 году защитила диссертацию кандидата исторических наук "Управление местным населением Сибири в последней четверти XVIII – первой половине XIX вв." в Совете по защитам кандидатских и докторских диссертаций при Новосибирском государственном университете. В 1991 году защитила диссертацию на соискание ученой степени доктора исторических наук "Дореформенный Сибирский город в системе управления" в Совете по защитам кандидатских и докторских диссертаций при институте истории и археологии Уральского отделения Российской Академии наук. В 1978 году присвоено ученое звание доцента, в 1992 году - ученое звание профессора.

Работала: директором Тобольского филиала государственного архива Тюменской области; преподавателем Новосибирского пединститута; в Челябинском госуниверситете - деканом, заведующей кафедрой отечественной истории. В Гродненском государственном университете имени Янки Купалы работает с 1999 года, с 2008 - заведующая кафедрой менеджмента.

ПОТАПОВ ЛЕОНИД ПАВЛОВИЧ  (06.07.1905 – 09.10.2000)

          доктор исторических наук, профессор
«заслуженный деятель науки РФ»
«заслуженный деятель науки Тувинской АССР»
лауреат Государственной (Сталинской) премии СССР.

Родился Леонид Павлович в городе Барнауле Алтайского края 6 июля 1905 года. Там же получил среднее образование. С юношеских лет он проявил интерес к этнографии родного края, совершая поездки с целью изучения культуры алтайцев под руководством известного алтаеведа А.В.Анохина.

         «Это был губернский город, выросший на базе Ползуновского и других серебряных заводов. Город был не оленький, с большим числом каменных строений XVIII в. Много было в городе и технической интеллигенции. Там я родился, там успел четыре класса гимназии кончить, пока ее не упразднили. Отец мой был мелким чиновником, служил в канцелярии Главного управления Алтайского округа кабинета Его Величества. Как-то он взял меня еще мальчишкой с собой в Белокуриху, где лечился от ревматизма. Белокуриха — это в 60 км от Бийска, в предгорьях Алтая. Там находятся знаменитые родоновые источники, не уступающие Цхалтубо. Так вот, пока отец принимал лечебные ванны, я с местными алтайскими мальчишками ловил рыбу в речке Белокурихе. Там я научился говорить по-алтайски. Места мне необыкновенно понравились, я просто влюбился в природу Алтая. Тогда-то и решил — буду ботаником. Это было году, наверное, в 1910 или 1911. С тех пор попасть именно на Алтай стало моей мечтой.

С этой мыслью я тайно от родителей поступил на курсы лекарственных растений и за время учебы в реальном училище прошел их и получил удостоверение инструктора по сбору лекарственных растений.
Я закончил курсы и подговорил еще нескольких своих школьных товарищей, и мы весной, окончив учебу в училище, сели на пароход и удрали сначала в Бийск, а оттуда уже собирались идти 100 км пешком до Горно-Алтайска. Тракт проходил между Катунью и Бией, ближе к Катуни, скорее даже по правобережью Катуни. Вот туда мы и стремились. Однако спохватились родители, объявили розыск, нас в Бийске и зацапали. Привели в ЧК, но и у меня, и у ребят были официальные удостоверения, что мы едем на работу. Поэтому нас не только не вернули, но и дали разрешение получить на четырех человек одну подводу, так что мы могли положить свои мешки на подводу. Первая ночевка была около села, где потом жил Шукшин. В пути мы собирали травы, сушили их, нам помогал местный кооператив — тогда ведь кооперативы были.

<…> На одной из экскурсий в алтайские аилы, куда меня все тянуло, я познакомился с Андреем Викторовичем Анохиным. Он был школьным учителем пения и краеведения в городе Барнауле. К сожалению, я учился не в той школе, где он преподавал. По его совету я стал посещать алтайцев, и это затягивало меня все больше и больше, ботаника стала отходить на второй план. К тому же Анохин меня еще и подзадоривал. После возвращения домой я поддерживал связь с Андреем Викторовичем весь год, и уже в следующем — 1922 — он зачислил меня практикантом экспедиции Академии наук — тогда Российской академии наук. Это удостоверение у меня до сих пор есть с печатью губисполкома — о том, что Потапов Леонид Павлович зачисляется в экспедицию Российской Академии наук под руководством А.В. Анохина. И в 1922 г. я уже приехал на Алтай в качестве этнографа и впервые присутствовал на камлании шамана вместе с Андреем Викторовичем. А в 1924 г. в местном издательстве «Алтайский кооператор» вышла моя первая работа — «На камлании». Мы наблюдали за Сапыром Туяниным, замечательным шаманом — он поил из чашечки своего курмужека (так называется антропоморфное изображение души). Был полумрак, необычная обстановка — и я заболел. Я заболел этнографией. И этот год, и следующий, 1923, я провел на Алтае. Другого для себя уже не представлял. А в 1923 г. приехала на Алтай экспедиция из Ленинграда — там и Н.П. Дыренкова была, и Л.Э. Каруновская, Л.Б. Панек, А.Е. Ефимова.                              Они работали с Анохиным. Интересовали их алтайцы, и частично шаманизм. А. Анохин знакомит: вот Леонид, Леонид вас туда отвезет … Я мог работать даже переводчиком. В следующем году — это уже был 1924 — Анохин убедил их, что они должны меня увезти в географический институт (тогда в географическом институте был этнографический факультет). Они, конечно, согласились, переговорили со Штернбергом и Богоразом, а я получил рекомендательное письмо от Анохина к Ольденбургу и Штернбергу, которых тот знал лично. И вот в 1924 г. я приехал в Ленинград поступать на этот самый этнографический факультете.

 В 1925 г. географический институт был объединен с университетом, так что получилось, что зиму я учился в географическом институте и жил в его общежитии на Мойке, а затем стал студентом университета. В 1924 г. я познакомился со Штернбергом и Богоразом, последний мной заинтересовался, и я стал ежедневно ходить к нему в МАЭ. В музее я проводил все свое свободное время и наконец даже получил работу. Это было для меня особенно важно, так как первое время у меня не было стипендии. Какая же была эта работа? Я переносил книги в новое помещение библиотеки (там, где она и сейчас находится), т. е. из одного конца здания в другой. Работали мы вдвоем, я и студент Сойконен. Носили книги в бельевой корзине и получали за это два рубля в день. Библиотекарем тогда была внучка Радлова, Елена Маврикиевна. Рыжая, сухая, необыкновенно доброжелательная. Так я стал МАЭвцем. А через некоторое время меня взял к себе в секретари Богораз.

В это тяжелое для меня время Богораз предложил мне написать что-нибудь для «Вечерки», видимо, просто хотел меня поддержать. Он знал, что я пописываю, и всегда мне протежировал. А потом и просто сказал: «Я буду платить вам 40 руб. в месяц, а вы будете помогать мне в работе, исполнять поручения». Что же входило в мои обязанности? Я поселился на углу Торговой улицы и Английского проспекта, ныне улица Печатников, как раз напротив его дома. Квартира Владимира Германовича находилась на противоположном углу. Я должен был с утра приходить к нему, брать мешок — он носил свои книги и бумаги в рюкзаке — и мы пешком, через мост лейтенанта Шмидта, через площадь Труда шли на Университетскую набережную и к себе в МАЭ. После этого я был свободен. Иногда были какие-нибудь поручения, например, сходить в библиотеку, еще куда-нибудь… Но обычно я шнырял по всему музею. Это время я был в распоряжении Ноэми Григорьевны Шпринцин, ассистентки Богораза. В конце рабочего дня я снова взваливал на себя битком набитый рюкзак и мы отправлялись в обратный путь. Снова мост лейтенанта Шмидта, площадь Труда… На углу площади Труда мы покупали шоколад, были такие трубочки, наполненные шоколадными конфетами, и «Красную вечернюю газету». Придя домой, мы вынимали все книги на письменный стол, Богораз садился в кресло, клал на стол ноги и отдыхал. Я же читал ему в это время «Вечернюю газету» и одновременно ел шоколад. Так начиналась моя этнографическая деятельность.

В этнографическом музее в те годы существовал Радловский кружок, который вел Бартольд. В работе этого кружка принимали участие и студенты. Именно там делал я мой первый доклад, написанный на основе полевой работы — все-таки я и с охотниками в тайге был, имел представление о промысле, верованиях. А в 1925 г. получил первую в своей жизни командировку от университета на все лето и 30 руб. денег. И в следующем году я тоже ездил на Алтай, однако по окончании университета в 1927 г. распределения на Алтай я не получил — там не было мест». («Это была наука, да еще и какая» (со старейшим российским этнографом Л.П.Потаповым беседует В.А. Тишков) // Этнографическое обозрение – 1993 - № 1)

В 1928 году окончил географический факультет по специальности «этнография» Ленинградского Государственного университета. Он получил блестящее образование. Деканом факультета тогда был Л.Я. Штернберг, который помимо административных обязанностей вел ряд курсов по этнографии. В.Г. Богораз увлекательно читал по этнографии палеоазиатских народов и истории религии, привлекавшие помимо студентов огромное число слушателей. Славянский цикл обеспечивал Д.К. Зеленин. Антропологию преподавали С.И. Руденко и Р.П. Митусова. Свою преподавательскую деятельность начинали И.Н. Винников, С.В. Иванов, Я.П. Кошкин. По языкам тюркских народов студентов готовили известные тюркологи: будущие академик А.Н. Самойлович и член-корреспондент АН СССР С.Е. Малов.

Свои первые научные шаги Л.П. Потапов, будучи студентом, начинал делать под руководством В.Г. Богораза и Л.Я. Штернберга. Именно с этого времени он ведет активную самостоятельную научную и экспедиционную деятельность по изучению тюркоязычных народов Саяно-Алтая. В 1925 г. по поручению Географического общества он едет для сбора этнографического материала на Алтай. На следующий год В.Г. Богораз снова командирует его на Алтай в составе возглавляемой им этнографической экскурсионной комиссии ЛГУ. В 1927 г. Л.Я. Штернберг включает Л.П. Потапова научным сотрудником в Алтайскую экспедицию Комиссии по изучению племенного состава населения СССР. А зимой того же года Л.П. Потапов отправился в Горную Шорию и провел весь период зимнего промысла с охотниками-шорцами, вел этнографические записи, участвовал в ритуалах и обрядах. Собранный им материал пополнялся в процессе других специальных поездок к шорцам (1927-1934 гг.), что позволило исследователю помимо отдельных статей создать одну из первых своих фундаментальных работ «Очерки по истории Шории», М.-Л., 1931).
После окончания университета Потапов был направлен в распоряжение Наркомпроса Узбекской ССР. Здесь он назначается заведующим отделом научных учреждений Главнауки Наркомпроса. Затем работает в узбекском научно-исследовательском институте в должности старшего научного сотрудника. Под его руководством организовывались этнографические экспедиции в различные районы Узбекистана.

«И я уехал в Узбекистан, где должен был отработать 3 года. Меня отправили в распоряжение Наркомпроса, который в то время находился в Самарканде. Отправлял меня Александр Николаевич Самойлович. В Узбекистане я получил большую должность: при Наркомпросе была Главнаука, а при Главнауке — отдел научных учреждений, которым я стал заведовать. В моем ведении было около 20 научных учреждений, среди них такие известные, как Ташкентская астрономическая обсерватория, Итабская широтная станция, знаменитая Ташкентская библиотека, музеи, — а какой я был специалист? У меня была большая по тем временам зарплата в 175 руб. Я выговорил себе условие (поскольку меня прислал Самойлович, с которым там очень считались, там его и академиком потом выбрали), что останусь на этой должности лишь при условии, что мне разрешат ездить по всему Узбекистану и собирать полевой этнографический материал. В командировки я мог ездить в любое время, чем активно пользовался, благо расходы были минимальными. Я объездил весь Узбекистан. Собрал около 500 поверий и примет доисламского времени. А со своей руководящей деятельностью я решил так: собрал на первое совещание всех директоров подведомственных мне заведений, благо большинство находилось тут же, в Самарканде либо в Ташкенте, но приехали и из других мест, и объявил: «Вы знаете, я окончил Ленинградский университет, я этнограф и люблю свою специальность, я тюрколог, что же касается руководства, то в этом я ничего не понимаю и поэтому прошу вас и дальше исполнять свои обязанности, а если необходимо что-то подписать — то вы мне покажите, где надо подписывать».

<…> Организовали мы институт, у меня даже там статья издана по этнографии узбеков. Собирались переезжать из Самарканда в Ташкент. И в это время в Ленинграде был объявлен первый набор в аспирантуру Российской академии наук. Я решил подавать заявление в аспирантуру. Это же мне советовал и Самойлович». («Это была наука, да еще и окая» (со старейшим российским этнографом Л.П.Потаповым беседует В.А. Тишков) // Этнографическое обозрение – 1993 - № 1)

В 1930 году Л.П.Потапов поступил в аспирантуру Академии наук СССР. 
«В аспирантуру в то время принимали лишь людей, имеющих печатные работы. У меня к тому времени было несколько работ, и я был допущен к конкурсу. Осенью 1930 г. меня вызвали на экзамены. Экзаменационная комиссия под председательством Н.Я. Марра заседала в одном из залов главного здания Академии наук, там, где сейчас находится ЛАХУ. Экзамены держало много народу, все с именами — Ленкоров, Даниекалсон, Костя Державин, сын Николая Севостьяновича, Дыренкова. И Потапов среди них затесался. Этнографов было всего двое: я и Дыренкова. Я поступил, однако на экзамене сорвался. Экзамен был очень строгий, Марр сам председательствовал, в комиссии сидел кто-то из марксистов того времени, уже не помню кто, кажется, местный, возможно, Бусыгин. Н.Я. Марр задает мне вопрос: «Леонид Павлович, вы очень хорошо отвечаете, я думаю, у нас будет все в порядке. Я только хочу спросить: как вы относитесь к яфетической теории?» А я возьми и бухни, что, дескать, отрицательно. У комиссии шок: как, почему отрицательно? А я что имел в виду, говоря «отрицательно» (мы все тогда увлекались этой теорией — сведением всех языков к четырем первоосновным словам),— мне она казалась неубедительной. Тогда Николай Яковлевич меня спрашивает: «А вы знаете мою теорию?» Я говорю: «Нет, пожалуй, я ее не знаю». «Леонид Павлович! Не зная, отрицаете, да еще в таком тоне?» Ухмыльнулся, и на этом мы разошлись. Мы вышли в коридорчик, сидим, ожидаем результатов. Вызывают нас снова в зал и объявляют оценки. Пять, пять, пять… Все получили пятерки. Потапов — четыре с плюсом. Отомстил. Четыре с опесом! Да еще с приговоркой: «Теперь, Леонид Павлович, вы будете каждую среду приходить ко мне домой на Седьмую линию и слушать мой семинар по яфетической теории». И я ходил каждую среду слушать яфетическую теорию, честно ходил. Читал обычно не сам Марр, а Иван Иванович Мещанинов.

В столовой, где шли занятия, стояла школьная доска, лежал мел, и Мещанинов писал все эти формулы. Марр прислушивался, иногда сам выйдет, подойдет к доске, вынет из кармана носовой платок, сотрет написанное — и сам что-то пишет. Потом тем же самым платком вытирал себе ворот. Нас это очень смешило. Да, как бы то ни было, семинары я прослушал. Мне было не все понятно, к тому же я не считал, что Марр действительно марксист. Сам я был убежденным марксистом, остаюсь им и сейчас — не в политическом плане, а в философском. Я остаюсь сторонником опексизма как метода историзма. Без этого никуда не денешься. Можно марксизм не признавать, но если вы настоящий ученый, то непременно к нему придете.

<…> Но вот наступает время окончания аспирантуры. Диссертаций в то время не было, следовательно, защищать было нечего. Аспирантуру я закончил досрочно. К этому времени у нас начались расхождения с Надей Дыренковой — видимо, она меня ревновала к материалу: ведь я и сам оттуда, и алтайцы меня знают, и я даже участвовал в 1927 г. в жертвоприношении. Меня приняли в сеок, я по-алтайски мундуз. Как-то я рассказал об этом на большом совещании в Ленинграде. Узнав, что я своим высоким званием ленинградского студента освятил древний обычай, меня хотели сразу же выгнать из университета, несмотря на то, что обычай не зверский, а родовой. Я вижу: в Ленинграде мне места не будет. Так как диссертаций не было, то я написал книгу «Очерк истории Ойротии» и поступил следующим образом. Я взял ее с собой в первое же лето на Алтай, пришел в Горно-Алтайский обком партии и показал эту книгу. Секретарем обкома был Гордиенко, русский. Он прочитал рукопись и позвонил в Новосибирск Роберту Индриговичу Эйхе, а Эйхе был в ту пору членом Политбюро. Меня вызвали с книгой в Новосибирск к Эйхе. Эйхе, суховатый человек, принял меня любезно и говорит: «Мы прочитали книжку, и она будет быстро издана. Поживите у нас несколько дней». Меня отправили на партийную дачу. Я жил на даче в одиночестве 2 дня, пока они что-то решали. Бильярд стоял, а играть было не с кем. Потом вызывает меня Эйхе, и действительно — напечатали мою книжку.
Я доказал — именно доказал, основываясь на конкретном материале, что у народов Алтая существовало классовое расслоение и имущественное неравенство. Вот здесь мне по-настоящему пригодился Ленин, его «Развитие капитализма в России». Как вы помните, там Ленин критикует любителей средних цифр, приводя конкретные данные от и до. Я использовал этот прием для анализа материала переписи 1897 г. Получились поистине чудесные вещи, убедительная картина классового расслоения. Эйхе потом неоднократно в своих работах ссылался на эту мою книгу, когда надо было говорить о существовании в тех местах кулачества и т.д. («Это была наука, да еще и какая» (со старейшим российским этнографом Л.П.Потаповым беседует В.А. Тишков) // Этнографическое обозрение – 1993 - № 1)

Окончив аспирантуру он заведует отделом Сибири и этнографической частью Государственного музея этнографии народов СССР, где еще в годы пребывания в аспирантуре состоял научным сотрудником. Одновременно ведет исследовательскую работу в Институте истории материальной культуры АН СССР, занимая должность старшего научного сотрудника.

В 1939 году Ученый Совет Ленинградского Государственного университета присудил Л.П.Потапову ученую степень кандидата исторических наук по представленной для защиты монографии «Пережитки первобытнообщинного строя народов Алтая». К этому времени им было опубликовано около 30 названий работ, в том числе ряд монографических исследований.

С начала Великой отечественной войны Л.П.Потапов участвует вместе с другими ленинградцами в опериятииях по обороне города, в условиях блокады продолжает научную работу, проводит подготовку к эвакуации музейных ценностей. Лишь в 1942 году он покидает Ленинград и выезжает в Новосибирск, где было организовано хранение эвакуированных коллекций Музея.

С 1943 года творческая деятельность Л.П.Потапова тесно связана с Институтом этнографии им. Н.Н.Миклухо-Маклая АН СССР. С 1943-1946 годы является докторантом института. За труд «Алтайцы» ему присуждена ученая степень доктора исторических наук, затем звание профессора.
После защиты докторской диссертации Л.П.Потапова оставляют в Институте этнографии в должности научного сотрудника сектора Сибири, а в 1947 году его назначают заведующим того же сектора. С 1948 года, занимая должность заместителя директора Института этнографии, он возглавляет Ленинградскую часть этого института, одновременно руководит работой Музея антропологии и этнографии АН СССР и сектора Сибири.
Наиболее широко и всесторонне развернулась научная деятельность Л.П.Потапова в послевоенные годы. В 1946 году он по просьбе Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории возглавил Хакасскую этнографическую экспедицию. Потапов особое внимание обращал на вопросы социально-экономических отношений хакасов, присоединение Хакасии к России, развитие экономики и культуры хакасов в свете исторических связей с русским народом, происхождение и формирование хакасского этноса.

Особое внимание во всех работах Л.П.Потапова занимают религиозные верования нерусского населения Южной Сибири. Им был поставлен вопрос о сравнительно позднем происхождении шаманизма у народов Южной Сибири, развивавшегося на основе древних местных культов природы и народных воззрений на человека.
В сфере духовной культуры Потаповым обращено особое внимание на доисламские верования народов Средней Азии.
Этногенез как сложнейшая проблема в сфере общественных наук всю жизнь занимал профессора Потапова. Он стоял на позициях комплексного подхода к многообразным этнографическим материалам в их сочетании с данными архивных, письменных и археологических источников.

В 1948 году выходит в свет капитальный труд ученого «Очерки по истории алтайцев» (Новосибирск, 1948), удостоенный Государственной премии. Он является одним из авторов многотомных «Очерков истории СССР», а также «Истории СССР», принимает участие в написании и редактировании пятитомной «Истории Сибири». Помимо этого Леонид Павлович публикует «Краткий очерк культуры и быта алтайцев» (Горно-Алтайск, 1948), «Краткие очерки истории, этнографии хакасов (XVII – XIX вв.) (Абакан, 1952), «Происхождение и формирование хакасской народности» (Абакан, 1957), «Этнический состав и происхождение алтайцев» (Л.,1969), «Очерки народного быта тувинцев» (М.,1969).

«После войны я опять начал интенсивно ездить на Алтай и в Туву, особенно в Туву. Поездки в Туву заняли у меня 11 лет жизни. Я выпустил три тома материалов тувинской экспедиции, а четвертый так и не успел издать. И, конечно же, продолжал ездить на Алтай. В эти годы я очень расширил свой кругозор изучением зарубежных материалов по шаманизму». («Это была наука, да еще и какая» (со старейшим российским этнографом Л.П.Потаповым беседует В.А. Тишков) // Этнографическое обозрение – 1993 - № 1)

С 1949 года Л.П.Потапов руководит большой комплексной Саяно-Алтайской экспедицией, работа которой охватила горный Алтай, Шорию, Хакасию и Туву.

С 1957 года эта экспедиция была преобразована в Тувинскую комплексную археолого-этнографическую экспедицию (см. фото), перед которой была поставлена задача, выявить и изучить археолого-этнографические материалы по проблемам этногенеза и истории тувинцев. Экспедиция вела работу с 1957 года по 1966 год включительно. Большой размах приобрели в ней археологические исследования, осуществленные начальниками археологических отрядов А.Д.Грачом, С.И.Вайнштейном и В.П.Дьяконовой. В результате работ экспедиции были опубликованы три тома «Трудов Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции», изданных под руководством и под редакцией Л.П. Потапова, ряд монографий Л.П.Потапова, А.Д.Грача, С.И.Вайнштейна, В.П.Дьяконовой. Сотрудники экспедиции приняли непосредственное участие в создании коллективной монографии «История Тувы» (т.1). «Труды» экспедиции получили высокую оценку в нашей стране и за рубежом.

В 1956 году коллектив сибиреведов Института этнографии АН СССР опубликовал капитальный обобщающий труд «Народы Сибири» (из серии «Народы Мира»). В этой объемистой монографии главы «Алтайцы», «Хакасы», «Тувинцы» и «Шорцы» написаны Л.П. Потаповым. Им же с участием других авторов написана глава «Историко-этнографический очерк русского населения Сибири в дореволюционный период». Эта книга была переведена на английский язык в издании Чикагского университета (США).

Леонид Павлович являлся одним из редакторов и авторов коллективного труда «Историко-этнографического атласа Сибири» (изд. АН СССР. – М.-Л., 1961). Основное внимание коллектива авторов в этом исследовании обращено на материальную культуру сибирских народов. Под редакцией Потапова вышли такие фундаментальные труды, как «Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX – начала XX вв.» С.В.Иванова (М.-Л., 1954), его же «Орнамент народов Сибири как исторический источник» (М.-Л., 1963) и другие.

Л.П.Потапов являлся одним из ведущих специалистов музейного дела в СССР и России. Будучи заведующим отдела Сибири и заместителем директора по научной части ГМЭ народов СССР, он осуществил разработку больших содержательных экспозиций. За успешную работу в музееведении в 1941 году его имя занесено в республиканскую книгу Почета Наркомпроса РСФСР.

Вместе с другими учеными нашей страны он неоднократно представлял советскую этнографическую науку на международных конгрессах и встречах. Принимал активное участие в работе XXIII и XXV международных конгрессов востоковедов, проходивших в Лондоне (1954 г.) и в Москве (1960 г.), а также VI международного конгресса антропологов и этнографов (Париж, 1960 г.). На VII международном конгрессе антропологических и этнографических наук, состоявшемся в Москве в августе 1964 года, руководил секцией музееведения. По поручению АН СССР он часто выезжал в различные страны: в Чехословакию, Англию и Мексику.

Л.П.Потаповым была создана научная школа по изучению народов Сибири, главным образом, конечно, Саяно-Алтаяйского региона. Им было подготовлено 34 кандидата и 14 докторов наук.
Особый вклад в развитие российской этнографической науки внесла его работа «Алтайский шаманизм» (1991 г.), основанная на богатейшем полевом материале, собранном Леонидом Павловичем в ходе его бесчисленных полевых исследований.

В 1993 году Л.П.Потапов становиться лауреатом премии Американского фонда по изучению шаманизма.
39-я сессия Постоянной Международной Алтаистической Конференции, состоявшаяся 16-21 июня 1996 г. в г.Сегерде (Венгрия), единогласно присудила Л.П.Потапову премию Индианского университета за алтаистические исследования, известную как «Золотая медаль ПИАК». В телеграмме президента ПИАК, профессора Дениса Синора, направленной им в Санкт-Петербург на имя Л.П.Потапова, говориться: «Этим актом Комитет, связанный необходимостью выбора из нескольких кандидатов, хочет выразить свое восхищение Вашей жизнью, посвященной развитию алтаистических исследований. Вы, должно быть, знаете, что до Вас этой чести были удостоены следующие русские ученые: Н.Н.Поппе (1970), В.И.Цинциус (1972), А.Н.Кононов (1976), Н.А.Баскаков (1980), А.М.Щербак (1992). <…> От имени ПИАК и от меня лично примите сердечные пожелания Вам личного благополучия, счастья и дальнейших выдающихся успехов в Вашей исследовательской работе».

Последней книгой выдающегося тюрколога Л.П. Потапова стала работа «Охотничий промысел алтайцев (Отражение древнетюркской культуры в традиционном охотничьем промысле алтайцев) (СПб, 2001), которую ученому уже было не суждено увидеть…

9 октября 2000 г. на даче, в пос. Комарово под Петербургом после тяжелой болезни на 96 году жизни профессор Л.П. Потапов ушел из жизни. В храме Иконы Казанской Божией Матери (г. Зеленогорск) был совершен чин отпевания. Похоронили Леонида Павловича на кладбище в Комарово, рядом с супругой Эдит Густавовной Гафферберг (1906-1971).

Вилков Олег Никандрович  (22.08.1922 – 23.12.2005)

              Родился в селе Чёрное Шахунского района Горьковской области в семье учительницы Валентины Александровны Городковой и сельхозтехника Никандра Ивановича Вилкова. В 1930 г. поступил в Черновскую среднюю школу, а в 1931 г. в связи с переездом родителей, был переведён в Тоншаевскую среднюю школу, которую впследствии окончил. В сентябре 1940 г. призван на действительную службу в РККА в 105-ю стрелковую дивизию, дислоцированную на Дальнем Востоке. С октября 1941 г. по март 1942 г. учился во Владивостокском пехотном училище. С августа 1942 по октябрь 1944 гг. служил в 216 заградотряде 195-го гвардейского полка 29-1 стрелковой дивизии. Вместе с дивизией прошёл от Сталинграда до Либавы (ныне Лиепая), где был 28 октября 1944 г. тяжело ранен. «Взрывом меня контузило, поразило правый глаз с потерей зрения на целый месяц, осколки гранаты выбили левый глаз, вошли в ноги, руку и голову», - вспоминал он впоследствии. В августе 1945 г. Олег Никандрович был уволен в запас и в сентябре 1945 г. поступил в МГУ.

Обучаясь на историческом факультете, Олег Никандрович занимался в семинаре С.В. Бахрушина (1882-1950). По окончании МГУ был оставлен в аспирантуре для написания кандидатском диссертации. После аспирантуры работал учителем истории в Буреполомской средней школе (Горьковская обл.) (1958-1961). В Сектор истории Института экономики и организации промышленного производства был принят на должность младшего научного сотрудника 4 сентября 1961 г. С тех пор его жизнь была неразрывно связана с Институтом истории, где он прошёл путь до заведующего сектором (1970-1989), защитил кандидатскую (1965) и докторскую (1991) диссертации. В 2001 г. Олег Никандрович ушёл на заслуженный отдых.

Первая статья О.В. Вилкова «Китайские товары на Тобольском рынке в XVII вв.» была опубликована в журнале «История СССР» в 1958 г. Эта публикация на многие годы вперёд определила круг его исследовательских интересов. Более 300 публикаций он посвятил торговле и её инфраструктуре, торгово-промышленному движению, налогам и сборам, мерам веса, дорогам и транспорту Сибири XVII вв. Фундаментальным вкладом в сибириеведение являются две его монографии: «Ремесло и торговля Западной Сибири в XVII в.» (М., 1967) и «Очерки социально-экономического развития Сибири в конце XVI – начале XVII в.» (Новосибирск, 1990).

Олег Никандрович оставил после себя научную школу сибирского городоведения (Д.Я. Резун, Т.Е. Квецинская, В.Н. Курилов, А.А. Люцидарская и др.).

Олег Никандрович Вилков был награждён 13 правительственными наградами, в том числе орденами «Отечественной войны» I и II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Сталинграда».

Мне приходилось видеть его в домашней обстановке. Олег Никандрович был приветливым, общительным человеком, уважительно относился к студентам, беспокоившим своими первыми опусами, непременно угощал чаем.